На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Сергей Михайлюк
    И эта развратная особь имела наглость баллотироваться на пост Президента РФ?Семен Багдасаров:...
  • галина ЦЕЦИЕВА
    СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ВАМ ДОРОГИЕ НАШИ.ПОМНИМ ЛЮБИМ СКОРБИМТак сегодня выгля...
  • vaskoo78
    Большой выбор станков для деревообработки от Stankoff RU Качественные и надежные решения для любого производства.Станки для дерево...

Значение Прохоровского танкового сражения

«Эта ситуация отчасти возникла в результате типичных для немецких фронтовых командиров, и особенно Манштейна, ошибочных оценок сил и намерений противника. Хотя немецкие генералы понимали, что операция “Цитадель” провалилась, они по-прежнему тешили себя надеждой, что сражение на Курской дуге настолько ослабило советские бронетанковые соединения, что оставшуюся часть лета можно будет посвятить серии мелких “тактических решений”, которые приведут к выпрямлению и консолидации линии фронта до наступления зимы. Немцы упорно отказывались признать тот факт, что им, как более слабой армии, предстоит теперь противостоять наступательным инициативам русских» [1] (с. 284–285).

А вот какие крокодиловы слезы по этому поводу пускает мистер Манштейн:

«Мы надеялись, что нанесли противнику в ходе операции “Цитадель” столь ощутимый урон, что сможем теперь рассчитывать на передышку в этом секторе фронта, — писал он, — и поэтому группа армий “Юг” решила временно перебросить крупные танковые силы с этого участка фронта, чтобы выправить положение в районе Донбасса» [1] (с. 285).

Вот что пишет на эту тему западногерманский историк Пауль Карел:

«Последнее крупное немецкое наступление в России закончилось провалом. Хуже того, накопленные за многие месяцы настойчивыми и самоотверженными усилиями войсковые резервы, и особенно танковые и моторизованные дивизии, растаяли в огненном горниле Курской битвы, не достигнув намеченной цели. Наступательная мощь была подорвана…» [1] (с. 285).

Он подтверждает, что:

«“…Курская битва была решающим сражением второй мировой войны. Официальная советская история второй мировой войны справедливо называет ее битвой исторического значения.

Однако, как ни странно, операция «Цитадель » — Курская битва — так никогда и не получила заслуженного признания со стороны немцев” (Carell P. Hitler`s War on Russia, vol. 2, p. 103)» (там же).

И все потому, что не видевшая эту битву и в глаза американская пропаганда, используя вранье Манштейна, своей ложью скостившего себе 18-летний срок заключения, с тупым упорством продолжает твердить, что эту величайшую в истории битву моторов Германия каким-то таким совершенно немыслимым образом все же выиграла, при этом отступив. Однако ж, на поверку, вот как обстояли дела с немецкими бронетанковыми войсками к моменту завершения сражения:

«Когда проверка различных танковых дивизий, участвовавших в операции “Цитадель” завершилась, стало ясно, что найти “крупные танковые силы” будет не так-то просто. Манштейн сумел выкроить несколько частей для усиления 3-го танкового корпуса и направил их на юг вместе с 3-й танковой дивизией, которая менее других пострадала в сражении на Курской дуге» [1] (с. 286).

То есть Манштейн, пытаясь уверить Гитлера в своей победе, даже снял часть бронетанковых войск, якобы здесь теперь излишних, и перебросил в другое место — залатывать дыры Тришкиного кафтана, в который превратился после Курской битвы германо-советский фронт.

А вот что творилось на северном фасе Курской дуги. Э. Зимке, в тон сочинителю мемуаров Манштейну, вот как расхваливает «свое болото»:

«Боеспособность советских войск была низкой, но их было слишком много… нескончаемые волны пехоты и танков» [2] (с. 159).

Которые наш мемуарист успешненько себе эдак изничтожал, изничтожал, изничтожал… Пока-де рука колоть бойцов не устала.

«В подтверждение он приводит высказывание одного из немецких генералов о том, что под Курском “русские добились успеха, так как начали бои при соотношении сил 10 : 1” (E. Ziemke. Stalingrad to Berlin, p. 141)» [2] (с. 159).

И это все притом, что в то время еще оставались в руках оккупантов наши территории, на которых до войны проживало 40% населения СССР, почему мы могли набирать солдат лишь из 120 млн. чел. Немцы же, в то самое время, — почти из 400 млн. То есть они имели для пополнения своих наголову разгромленных под Сталинградом безчисленных интернациональных орд более чем втрое большие возможности.

Вот теперь, в соответствии с баснями Манштейна, попытаемся определить: врет этот коллега Манштейна, Зимке, или же говорит правду.

Если сообщает правду, то это говорит о том, что в период обороны мы убивали по десятку немцев за каждого русского солдата. Взятие же нашими частями Орла подтверждает еще и тот факт, что в тот же самый момент бросить все имеющиеся у нас на тот момент силы одновременно еще и на Харьков, где наши танки, сожженные Манштейном лишь на бумаге, проходили в день по 50 км, мы никак бы не смогли. Но еще большей катастрофой, все в тот же самый период, для немцев обернулся Донбасс. А вот что в то же самое время творилось под Ленинградом.

Отто Кариус:

«3-я рота была брошена в бой прямо с платформы. Гауптман Уме, командир роты и лейтенант Грюневальд были убиты еще до того, как мы прибыли со своим эшелоном.

Иваны обрушили на нас тучи истребителей, к чему мы не привыкли» [3] (с. 35).

Но теперь, после тотального уничтожения в небе Курска авиации врага, ему к нашему превосходству в воздухе следовало бы уже и привыкать. И вот как раскрасиво наша авиация разделывалась с этим самым всех и вся эрзац победителем:

«…они уничтожали все. Отдельные фрагменты раскромсанных тел людей и животных, разбитой техники валялись на шоссе» [3] (с. 35).

Может и впрямь мы их так сурово расколошматили, что оказались в десятикратном превосходстве?! Но как же тогда быть с баснями Манштейна, где он уже теперь свои собственные победы изображает в многократном перевесе теперь уже себя над нами? Кого слушать Западу: паникера Зимке или доку и победителя всех и вся — Манштейна?

Запад порешил выставить в героях обоих: Зимке истреблял волну за волной потоки русских танков и пехоты находясь в обороне, а Манштейн крушил наши танки сотнями и тысячами, все продолжая наступать. Вот хорошо: оба при деле.

И эти нагромождения измышлений сочинителей мемуаров, получивших в драке хорошую «феньку» под глаз, нам теперь и пытаются подсунуть фальсификаторы, столь бурно в последнее время повылезшие из всех щелей, в качестве неких якобы откуда появившихся ранее-де уж слишком засекреченных документов. Главный же мемуарист, прикрывая подбитый глаз, теперь клянется, чуть ли ни мамой, что якобы за свое «ранение» он переуничтожил десятки, нет сотни, нет сотни тысяч на него единовременно со всех сторон накинувшихся неприятелей.

Потому во время настоящего, а не вымышленного Манштейном боя, якобы в пыль растертый фальсификаторами Ротмистров и снятый с должности Сталиным, оказался теперь уже под Харьковом, а затем еще и под Уманью все с той же своей армией — целой и до удивительности невредимой! Мало того, вместо объявленного фальсификаторами разжалования, был просто фантастическим образом повышен в должности — получил маршальский жезл.

«…6 августа, после форсированного ночного марша русские армии вышли к захваченному в полный расплох штабу 4-й танковой армии в Богодухове, так как армия генерал-полковника Германа Гота не имела никаких резервов, чтобы заткнуть 10-километровую брешь в линии фронта между Томаровкой и Белгородом. Впрочем, их не было и для того, чтобы остановить советские танки, которые через эту брешь проникли на занятую немцами территорию на глубину 100 километров. 7 августа русские авангарды уже находились в районах к северо-востоку от Полтавы и Ахтырки» [4] (с. 311).

И все это происходило на манштейновском южном фасе Курской дуги! Именно там, где Манштейн, всех и вся якобы победитель, дабы пустить Гитлеру пыль в глаза, вместо чтоб добавить, приискав что-нибудь по сусекам для хотя бы минимальной возможности защиты этого участка фронта, даже умудрился снять часть бронетанковых войск в тот судьбоносный момент после страшного поражения под Прохоровкой, столь необходимых именно здесь, и кинуть куда-то там в очередной раз наступать.

Но немцы, накрапавшие свои мемуары без согласования с Манштейном (судя по всему, издавшие свои труды еще до того, как этого военного преступника через 7 лет отсидки выпустили из тюряги), плачутся:

«Единственными силами, которые мы имели под рукой, оказались остатки 167-й пехотной дивизии, которая во время прорыва русских была отрезана от 4-й танковой армии (около 500 измученных солдат без артиллерии и тяжелого оружия), и слабая 6-я танковая дивизия. В ней осталось только 10 танков…» [4].

Что-то тут слишком уж не пахнет более или менее дееспособными частями, но лишь слишком жалкими остатками от них, чтобы можно было попытаться хоть заикнуться о каких-то там победах. То есть от 19 000 положенных по штату солдат осталось 500 чел. — 37 из 38 были выкошены нами! Какие там где победы?

А что означает 10 танков, оставшихся от танковой дивизии при том, что танковый батальон у них имел штатную численность в сотню танков?

Причем, остались-то уже перелатанные по нескольку раз — остальные уничтожены нами безвозвратно.

Вот что сообщают о своем настроении в те времена вражеские танкисты:

«Иногда мы и в самом деле верили, что только алкоголь поможет нам выдержать эту чертову бойню. Мы были разочарованы тем, что успехи, на которые мы рассчитывали, получив новые машины, так и не наступили» [3] (с. 37).

Но и это еще не все. В мемуарах маршала Жукова, на тот день еще не знакомого со стряпней доки Манштейна, значится такая с сочинителем басен неувязочка:

«По моим наблюдениям, из командующих фронтами И.В. Сталин больше всего ценил маршалов Советского Союза Рокоссовского, Л.А. Говорова, И.С. Конева и генерала армии Ватутина. Из командующих армиями Верховный выделял А.А. Гречко и К.С. Москаленко… маршалов бронетанковых войск П.С. Рыбалко, П.А. Ротмистрова…» [5] (с. 313).

И не тот человек был Иосиф Виссарионович, чтобы уважать командующих своего воинства, между прочим, Победителей, за жесточайшие поражения. Потому нет никакого и малейшего основания не доверять источникам, сообщающим о победе победителей.

И вот о чем эти источники сообщают:

«За день боя гитлеровцы потеряли в р-не Прохоровки до 400 танков и более 10 тыс. солдат и офицеров убитыми» [6] (т. 4, с. 538).

«Сражение под П[рохоровкой] выиграли сов. войска. В нем ярко проявились не только мужество сов. войск, но и полное превосходство сов. военной техники…» [6] (т. 6, с. 612).

«В этом сражении только 2-й танковый корпус СС генерала Хауссера потерял 300 танков. Немецкий историк Лео Кеслер в книге “Железный кулак”, посвященной истории танковых дивизий СС (Kessler L. Iron Fist. The Story of the SS Panzer Divisions between 1943–1945. London, 1977, p. 54), пишет об исходе танковой битвы под Прохоровкой: “К вечеру 12 июля командующий 4-й танковой армией Гот посетил поле битвы на своей бронированной командирской машине. Он остался недоволен тем, что увидел. Хауссер потерял 300 танков и был не в состоянии предпринять атаку без поддержки 6-й танковой дивизии, спешившей ему на помощь”» [1] (с. 260).

«Сражение представляло собой противоборство двух бронированных лавин. Первый эшелон 5-й гвар. тан. армии на полном ходу врезался в боевые порядки нем.-фаш. войск. Применение в сражении такого большого количества сов. танков оказалось полной неожиданностью для пр-ка» [6] (т. 6, с. 612).

«Утром 12 июля в район Прохоровки навстречу прорвавшейся бронированной фаланге танков Гота устремилась лавина “тридцатьчетверок” Ротмистрова. Передовой эшелон русских танков на полном ходу врезался в боевые порядки немецкой армады, рассекая их по диагонали и стреляя в упор в духе прежних отчаянных кавалерийских атак» [1] (с. 259).

«С воздуха наносили по пр-ку массир. удары авиация 2-й и части 17-й воздушных армий, а также авиация дальнего действия. Всего было произведено 1 300 самолето-вылетов. Нем.-фаш. войска потеряли до 400 танков и штурмовых орудий» [6] (т. 6, с. 612).

«Утром 12 июля все боеспособные танки корпусов Кемпфа, Хауссера и Кнобельсдорфа — около 600 боевых машин — были собраны в кулак и брошены в решающую схватку. Вскоре юго-западнее Прохоровки лавина немецких танков в лоб столкнулась с устремившимися навстречу ей танковыми корпусами 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова, и в гигантском клубящемся облаке дыма, в удушливой июльской жаре закипело и загромыхало крупнейшее встречное танковое сражение второй мировой войны. Советские танкисты были свежими, их боевые машины исправными, имевшими полный комплект боеприпасов. Две бригады САУ к тому же были оснащены тяжелыми орудиями, не уступавшими длинноствольным пушкам “тигров” и “пантер”. В противоположность им немцы были измотаны непрерывными ожесточенными боями с русской пехотой и артиллерией. Многие из немецких танков уже чинились и латались на поле боя, и часть их — особенно “пантеры” — вскоре вновь вышла из строя из-за технических поломок. Кроме того, “нас (писал немецкий танкист) предупредили, что мы встретимся с противотанковыми орудиями и отдельными закопанными в землю танками, а также, возможно, с несколькими отдельными бригадами тихоходных КВ. Фактически же мы столкнулись с казавшейся неистощимой массой русских танков — никогда раньше я не получал столь наглядного впечатления о русской мощи и численности противника, как в тот день. Облака густой пыли делали невозможным получить поддержку от люфтваффе, и вскоре многочисленные «тридцатьчетверки» прорвали наш передовой заслон и, как хищные звери, рыскали по полю боя”.

К вечеру русские оттеснили немцев, и поле битвы с неподвижно застывшими корпусами подбитых и поврежденных (но тем не менее ценных) танков и ранеными танкистами осталось за ними (В танковом сражении под Прохоровкой одновременно участвовало около 1 200 танков и САУ. Потери немцев составили около 400 танков и 10 тысяч человек убитыми. 5-я гвардейская танковая армия потеряла около 300 танков). Резкий контрудар советских войск на левом фланге 48-го танкового корпуса выбил немцев из Березовки, и потрепанной дивизии “Великая Германия” пришлось срочно вступать в бой, чтобы предотвратить окружение 3-й танковой дивизии. На следующий день Гитлер вызвал к себе в ставку Манштейна и Клюге и сообщил, что операцию “Цитадель” следует прекратить» [7] (с. 282–283).

И это притом что вообще на южном фасе Курской дуги, по словам Эрхарда Рауса, участника тех боев:

«В период с 5 по 20 июля Группа армий “Юг” уничтожила и захватила 412 танков…» [4] (с. 306).

То есть вместе с Прохоровским сражением за две недели боев немцы уничтожили всего 412 наших танков. Это они сами говорят — мы их при этом за язык не тянули. Сколько из них следует отнести на Прохоровское сражение, если бои с нашими танками они вели все эти две недели ежедневно?

Таковы были потери не то что на Прохоровском поле, но на южном фасе Курской дуги наши.

А вот подытоживание потерь немцев в бронетехнике. Андрей Кравченко:

«Так генерал Хейнрици, утверждает, что несмотря на небольшие разночтения 4-я ТА Гота в ходе операции “Цитадель” потеряла до 60% танков и штурмовых орудий, из них 15–20% не подлежали восстановлению. Это составит для нее 629 единиц бронетехники, из которых 20% (126) подлежат списанию. АГ “Кемпф’ потеряла 336 бронеединиц, из них 67 (20%) безвозвратно, а 9-я армия Моделя 647 и 130 соответственно. Получается общие потери ГА “Юг” составили 193 единицы бронетехники безвозвратно. Всего по данным Хейнрици немецкие войска потеряли в ходе операции “Цитадель” 1612 танков и штурмовых орудий, из них 323 уничтоженными.

…потери войск Манштейна, с учетом отношения выведенного Хейнрици, составят 1580 единиц. То есть в ходе операции “Цитадель” каждый (!) танк и САУ противника был поврежден не менее одного раза» [8].

Так что лишь необычайная мобильность в техобезпечении, что для Германии, на которую работали заводы всего мира, дело вполне обыденное, несколько сдерживала катастрофический урон, понесенный врагом в этом сражении.

А вот каковы потери на Курской дуге наши. Заметим, вовсе и не малые, как многим бы хотелось. Но что было, то было — ведь Курская дуга, по большому счету, — это битва моторов, а потому мы все же предпочли за победу расплачиваться моторами, которые, при желании, все же можно починить, а не человеческими жизнями пехотинцев, которые «починить» не всегда возможно.

«К 5 июля в составе Центрального и Воронежского фронтов имелось 3 444 танка и САУ, к 13 июля это число снизилось до 1 500, а к 3 августа вновь возросло до 2 750… восстановление боевой мощи советских танковых соединений следует отнести за счет мастерства и энергии солдат и офицеров ремонтно-восстановительных подразделений» [1] (с. 287).

Так что у нас временно вышедшими из строя, по разным причинам, за десять дней германского наступления, числится 1 944 танка и САУ. Но танк является все же больше не оборонительным, а наступательным средством. К наступлению же, всего за две с половиной недели передышки, и это в полевых-то условиях (!), были восстановлены 1 250 танков!

Несомненное превосходство наших «тридцатьчетверок» над германской новейшей техникой, впервые массово использованной на Курской дуге, подтверждают и сами немцы. Отто Кариус, командир одного из самых первых «тигров» в германской армии, сообщает:

«Нашими самыми опасными противниками в России были танки “Т-34” и “Т-34-85”, которые были оснащены длинноствольными 76,2 и 85-мм пушками. Эти танки представляли для нас опасность уже на расстоянии 600 метров с фронта [“Т-34-85” с 1000 м — А.М.], 1500 метров с боков и 1800 метров с тыла» [3] (с. 31).

А вот с какого расстояния представлял опасность для наших тридцатьчетверок вражеский «тигр». Битый враг свидетельствует:

«Если мы попадали в такой танк, то могли уничтожить его с 900 метров…» [3] (с. 31).

То есть дистанция от 600 до 900 м является для наших тридцатьчетверок наиболее невыгодной. Именно по этой причине Ротмистров и навязал врагу ближний бой. Ведь стоило проскочить мертвую зону, 600–900 м, как наши легкие необычайно подвижные танки своей боевой мощью переставали уступать тяжеловесным конструкциям врага, легко прошибая их тяжеловесную 100-мм лобовую броню.

А так и протекало Прохоровское сражение, где были похоронены самые последние надежды врага на прорыв нашей обороны. И именно ближний бой выявил полное превосходство нашей техники, которая своей маневренностью слишком ощутимо превосходила врага. А потому 400 его танков прекратили свое последнее наступление именно здесь.

Вот почему Манштейн столь удивительно для него скромно сообщает в своих отписочках именно об этом самом неприятном для него моменте из своей худо завершившейся карьеры.

Но если он с титаническим упорством все продолжал требовать от Гитлера «продолжения банкета», то его подопечные в момент своего разгрома пытались это поражение несколько смягчить:

«Армейская группа “Кемпф” не раз запрашивала разрешения вернуться на первоначальные позиции. Это значительно сократило бы линию фронта и позволило использовать сильно укрепленные позиции на Донце. Но на все просьбы поступал отказ… В результате XI корпус был втянут в серию кровопролитных боев за контроль над расширенным Белгородским плацдармом. Они были характерны… постоянным сокращением боевой силы, потерей солдатами моральных и физических сил, отсутствием резервов, огромным превосходством русских в живой силе и технике. Самое же скверное — наши новые позиции не были толком укреплены» [4] (с. 307).

«Вину за провал операции нельзя возложить на фронтовых командиров и солдат… наши солдаты понесли тяжелые потери, но вновь продемонстрировали свой несгибаемый дух» [4] (с. 309).

То есть дух фантазий и приписок, столь свойственный этой странной народности. Дух, на котором всегда и держалась от развала эта нация профессиональных лгунов. Ведь они верили собственным бредовым припискам. За них и умирали.

Общие же потери немцев в этом сражении составили:

«В К[урской] б[итве] было разгромлено 30 отборных дивизий пр-ка, в т.ч. 7 танк., вермахт потерял св. 500 тыс. солдат и офицеров, 1, 5 тыс. танков, св. 3, 7 тыс. самолетов, 3 тыс. ор.» [6] (т. 4, с. 539).

Но Манштейн был много иного мнения. Он считал, что русские разгромлены и не скоро очухаются от понесенных ими астрономических потерь: 1 млн. чел. за первые два дня немецкого, между прочим, наступления! Сколько же наших танков он в своей фантазии уничтожил — то пока остается за кадром. Но, думается, уж никак не в меньших пропорциях. А потому порешил, что остающуюся пока целой технику можно перекинуть и еще куда-нибудь — хуже от того не будет.

Что ж, перешедшие Миус наши пехотинцы, завидя перекинутые сюда «тигры», всего лишь:

«…оказались вынужденными отойти назад за реку» [1] (с. 288).

Немцы, что и понятно, уперлись со своими многотонными железяками в водную преграду, чем и закончилась здесь вся эта манштейновская затея. Но «тришкин кафтан», чем ко времени начала операции «Цитадель» давно уже являлся их Восточный и единственный фронт, уже невозможно было продолжать подштопывать, переставляя заплаты с места на место. Потому с этого момента и разразилась та страшная катастрофа, к которой немцы подошли еще в Сталинграде, но не поняли, на свою дурную самовлюбленную голову, что боржоми, когда почки отвалились, пить уже поздно. Здесь-то, при просто вопиющей переоценке своей полководческой деятельности сказочником Манштейном, и наступил крах всей деятельности рейха:

«Ибо в тот самый момент, когда 3-й танковый корпус подсчитывал доставшиеся ему трофеи, в 800 километрах к северо-западу армии Воронежского и Степного фронтов выдвигались на исходные рубежи атаки, и через несколько дней под градом последовательных сокрушительных ударов, наносимых то в одном, то в другом секторе фронта, группа армий “Юг” постепенно распадается на части» [1] (с. 288).

А в тот самый момент, напомним, что-либо собой еще представляющие из германских бронетанковых частей, находились слишком далеко, чтобы хоть попытаться чем-либо помочь пусть еще не для предотвращения русского наступления, но хотя бы для его посильной задержки. Но мемуарный гений оказался не прав, списав наши армии в расход. За то и поплатился. И не только он сам, но и клан Ротшильдов-Рокфеллеров, затеявших эту мировую бойню.

«Русские нанесли удар из района северо-западнее Белгорода в стык 4-й танковой армии и оперативной группы “Кемпф”. Танков в обеих этих группах было мало, и немецкие части сразу же оказались вынужденными оставить свои позиции. Большинство их боевых машин все еще ремонтировалось или приводилось в порядок и было захвачено русскими в полевых ремонтных мастерских. Прорвав немецкую оборону, советские танковые соединения, рассекая немецкие боевые порядки, устремились на юг и запад, и к 8 августа между двумя немецкими группировками образовался разрыв в 55 километров» [1] (с. 288).

А в это самое время:

«Третий танковый корпус все еще путешествовал по железной дороге из Запорожья на Харьков, через Полтаву и Кременчуг.

“Было, однако, очевидным, — писал Манштейн, — что никакие действия этих сил, да и всей группы армий «Юг», не способны обезпечить долгосрочное устранение возникших трудностей. Потери наших дивизий уже достигли опасного уровня, а две дивизии полностью распались в результате длительного перенапряжения сил… Не могло быть и тени сомнений, что противник был сейчас преисполнен решимости разгромить южное крыло немецких войск”.

8 августа начальник генерального штаба ОКХ Цейтлер прилетел в штаб-квартиру группы армий “Юг” к Манштейну, который “прямо заявил, что отныне мы не можем ограничиваться решением таких частных проблем, как можно ли использовать такую-то дивизию, следует ли эвакуироваться с Кубанского плацдарма или нет”. Остались лишь две возможности, продолжал Манштейн, либо немедленно покинуть весь район Донбасса, либо передать группе армий «Юг» дополнительно десять дивизий с других участков Восточного фронта. (В этом случае группа армий Манштейна имела бы численность, равную общей численности всех остальных немецких войск, сражающихся в России.)”» [1] (с. 289).

Но наши войска в это время давили повсеместно. Потому чаяния Манштейна так и остались невостребованными. Просто это в очередной раз говорит в пользу абсурдности им приписываемых себе липовых побед, после которых от германских армий, что уже на самом деле тогда произошло, и оставались лишь атрибуты гитлеровской эдакой инфернализированной цивилизации: «рожки с ножками (с копытцами)».

И зря нынешние изобретатели косогоров на ровном месте все случившееся пытаются перевалить на Адольфа Гитлера. Пусть он и был не всегда и во всем прав, например, когда порешил сломить сопротивление русского человека террором, но уж к провалу «Цитадели» он совершенно не причастен:

«Эта наступательная операция была задумана, подготовлена и проводилась высшими офицерами вермахта. Они выбрали место, оружие и время. Гитлер вмешался в ее проведение только один раз на стратегическом уровне (когда исход битвы был уже предопределен). Он с самого начала испытывал сомнения по поводу проведения этой операции. Два генерала, которым он наиболее доверял: Гудериан и Модель разделяли его опасения. Однако подавляющее число “профессионалов” — Кейтель, Цейтцлер, Манштейн, Клюге — выступали за ее проведение. Результат? Полное поражение, разгром немецких танковых войск, отступление к Днепру и дальше…

К концу 1943 года моральный дух всего вермахта, от высших офицеров до солдат, необратимо изменился.

…Под треск пулеметных очередей, рассказывающих о последних расправах с гражданским населением, глухой гул взрывов, заложенных подрывниками зарядов, немецкие войска отходили на запад, оставляя за собой дым пожарищ, брошенные машины и танки и наспех засыпанные землей неглубокие могилы» [1] (с. 290–291).

Мало того:

«В возд. сражениях под Курском сов. авиация окончательно завоевала стратег. господство в воздухе, удержав его до конца войны» [6] (т. 4, с. 539).

А вот как выглядело начало этой грандиозной воздушной дуэли:

«…раздается сильный гул, и из-за горизонта выползает колонна. Красиво идут, как на параде, все серебристые. Смотрим — все ближе, ближе, конца не видно — 200 машин! А впереди летит черный бомбардировщик. Токарев говорит: “Смотри, ночника используют, значит, уже дневных не хватает”. Они все ближе, ближе. Мы видим, что взлетают наши и 88-й полк. Видим, наши набирают высоту. В этот момент залп зениток сбивает флагмана. А следом наши пошли в атаку. Зенитки прекратили огонь. И как начали хлестать. Смотрим, один горит, второй горит, третий горит — валятся. И 41-й полк тут взлетел, смотрим, хлещут их почем зря. Строй рассыпался, и самолеты стали разворачиваться. Какой Курск — дай Бог ноги унести! Наши их вдогонку еще лупят. “Мессеров” было штук 18 — покрутились, ничего сделать не могут, и тоже улепетывать. Хорошее зрелище» [9] (с. 194).

И все потому, что неожиданно нарвались как на заранее именно на этом направлении усиленную противовоздушную оборону, так и на специально для атак авиации противника заготовленных эскадрилий наших новейших моделей истребителей.

Но как нам такое удалось?

А уже привыкли к тому, что немцы всегда наступают по шаблону. Потому позиции для встречи были подготовлены заранее и очень хорошо.

Так что бомбы немецким бомбардировщикам уже и изначально пришлось скидывать на собственные позиции — в противном случае им от преследования наших истребителей не оторваться. А каковы были потери немецкой авиации в этот первый день, можно судить по тому, что на следующий день их самолетов в небе было уже вдвое меньше.

Так началась эта Великая битва, ставшая для немцев последней попыткой крупномасштабного наступления Второй мировой. Закончилась же она для них не только на земле, но и в воздухе — полным поражением, что и окончательно предрешило исход войны в нашу пользу:

«Когда наши войска пошли в наступление, мы завоевали господство в воздухе и так его и удерживали до конца войны — и в количественном, и в качественном отношении. Здесь они были нам не страшны, мы уже сами искали бой… Начиная с Курско-Белгородской операции нам было не страшно. Мы были уже уверены в победе, настроение у летчиков было очень хорошим. С каждым вылетом — обязательный успех. В воздушных боях мы уже не знали поражений. Да и немцы стали уже не те, что были под Москвой и даже под Сталинградом. При встрече они немедленно уходили, в бой никогда не ввязывались. Только когда появлялись внезапно, могли нас атаковать или где-то кого-то отстающего прихватить; напасть на того, по кому видно, что он — новичок. Прямого воздушного боя больше мы не встречали. После Киева, особенно ближе ко Львову, мы вообще хозяева в воздухе были. Гонялись и искали, кого сбить. И не просто — лишь бы сбить, а сбить красиво. Признаться, когда в Чехословакии война для нас закончилась, мне было немного жаль. Только, можно сказать, “дело пошло”…

Жалости к немцам мы не испытывали. Враг есть враг, тем более фашист. Мы считали, что все они — звери. Вспоминали, как жестоко их летчики действовали в 1941–1942 годах. И поэтому о какой-либо жалости или снисхождении не могло быть и речи. Была ненависть» [9] (с. 358–359).

И совершенно не безосновательно. Вот чем отмечены первые шаги немцев в первые дни Курской битвы, когда враг продвинулся лишь еще на десяток-другой километров по нашей земле:

«…тяжело раненых и контуженых фашисты при прочесывании территории добивали. Об этом мне не раз приходилось слышать от фронтовиков, тех, кому посчастливилось вырваться из окружения. Члены поисковых отрядов уже в начале 90-х годов не раз находили в траншеях и ямах, обнаруженных в поймах Ворсклы и Ворсклицы, останки бойцов с характерными пулевыми отверстиями в черепах… В таком же положении находились и раненые и в других окруженных полках» [10] (с. 561).

Так что немца было за что ненавидеть. Потому разгром врага стал особенно ярок и ощутим: жалости к нему русский человек не испытывал и бил без всякого сожаления и пощады.

А когда наши союзники увидели, что немецкое наступление захлебнулось в крови и Германия теперь ослаблена как никогда, то поняли, что подошло самое время воткнуть битому нами врагу нож в спину: началось вторжение «союзников» на Сицилию.

Потому смертельно раненый зверь метался и пробовал скалить зубы:

«26 июля 1943 г. на совещании в ставке Гитлер потребовал перебросить несколько дивизий из группы армий “Центр” на итальянский фронт. Однако это требование встретило решительное возражение фельдмаршала Клюге. “Мой фюрер, — заявил он. — Я обращаю внимание на то, что в данный момент я не могу снять с фронта ни одного соединения. Это совершенно исключено в настоящий момент” (Hitlers Lagebesprechungen, S. 374). Клюге нарисовал мрачную картину состояния немецких соединений на советско-германском фронте» [2] (с. 165).

Так что здесь было далеко не до помощи союзнику — самим бы теперь как-нибудь отбиться. Ведь уже к этому моменту:

«…гитлеровское командование не имело достаточных резервов для сдерживания наступления на огромных пространствах» [2] (с. 165).

И все потому, что невосполнимые потери Курской дуги обезкровили немецкую армию настолько, что удержать огромной протяженности фронт за счет этнически немецких частей теперь никакой возможности не имелось. Потому спасение можно было видеть лишь в скорейшей ретираде с полей русской славы.

«Во всех этих операциях немецко-фашистские войска понесли крупнейшие и невосполнимые потери в людях, вооружении и боевой технике, и, что самое главное, резко снизился боевой дух немецко-фашистских войск» [5] (с. 298).

«Гудериан, увидев, как выпестованные им танковые войска были наголову разбиты за какие-то десять коротких дней, слег больным» [1] (с.284).

Однако:

«Командование вермахта прилагало все усилия, чтобы обезпечить планомерный отвод войск, но это ему не удавалось. 31 июля командующий группой армий “Центр” Клюге писал: “Штаб группы армий ясно представляет себе, что прежние намерения, при отходе нанести противнику как можно больше ударов, теперь невыполнимы, принимая во внимание снизившуюся боеспособность и переутомление войск. Теперь дело в том, чтобы поскорее оставить Орловскую дугу. Темп отхода, однако, нельзя ускорять…”» [2] (с. 166).

И лишь по той простой причине, что слишком уж скорый отход превратится в самое настоящее повальное бегство! Ведь некое «переутомление» является самой настоящей паникой уже начинающейся на корабле рейха, чья большая часть команды, к тому времени, прекратила на тот день свое существование, оставив догнивать свои косточки в бурьянах под русским городом-героем Курском.

И вот по какой причине нашим солдатам, форсированным маршем преследующим врага, приходилось трое суток зажимать нос от нестерпимой вони, доносящейся от удивительно быстро разлагающихся на жаре немецких трупов, усеявших дороги своего отступления, поименованного ими организованным, а на самом деле являющегося позорным бегством.

Дело в том, что завоевав небо над Курском, наша авиация нанесла страшнейший из ударов, когда-либо случавшихся за всю историю войн:

«Бомбардировщики наносили удары по железнодорожным эшелонам, узлам дорог, мостам и переправам на путях отхода гитлеровцев. В течение пяти дней 15-я воздушная армия совершила около 4 800 самолетовылетов, а 16-я воздушная армия — свыше 5 000 (Советские Военно-Воздушные Силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., с. 191). Дороги, по которым наносили удары советские летчики, были усеяны трупами вражеских солдат и офицеров, а также разбитыми автомашинами, танками и другой техникой» [2] (с. 166).

Вот что об этом сообщают немцы, лишь чудом унесшие тогда из-под Курска ноги:

«Вражеские самолеты с бреющего полета сбрасывали огромное количество мелких осколочных бомб и обстреливали войска на марше. Понеся тяжелые потери, наши солдаты оказались на грани паники» [4] (с. 344).

И им было от чего паниковать. А потому:

«…ежедневный темп отступления увеличился до 30–50 километров» [4] (с. 357).

То есть немец, очумев от страха, дал из-под Курска и Орла такого удивительного стрекача, который уж вряд ли позволял тащить за собой еще и какое-то военное имущество — слишком тщательно наша авиация проутюживала места скопления немецкой техники на разъездах и перекрестках, у мостов и гатей.

И был уже момент, когда автор этих строк, немецкий танкист Эрхард Раус, при своем позорном бегстве чуть уже не был раздавлен нашими танками, которые якобы все нам размолотил великий сказочник — мистер Манштейн:

«Крупный советский прорыв в этом пункте [деревне Карловке] уже казался неминуем, когда внезапно русские танки тоже увязли в грязи, и опасность миновала» [4] (с. 357).

И лишь это случайное обстоятельство позволило Раусу и его спутникам танкистам, на полях русской славы оставшимся без танков, избежать верной смерти под гусеницами якобы изведенной мистером Манштейном и целым ворохом ему подпевал нашей бронетанковой техники.

Так что разгром врага был полным и окончательным. О том достаточно красноречиво свидетельствуют участники тех кровопролитнейших боев и в стане победителей. И, очень похоже, что приведенная советской энциклопедией цифра, сообщающая о количестве оставшихся на полях Курской области разлагающихся на жаре полумиллионе трупов немецких солдат, явно занижена. Их, судя по всему, осталось там куда как много и еще более. Вероятнее всего, что здесь учтены лишь потери неудавшегося немецкого наступления. Однако ж отступление по нашей земле было для врага и еще более губительным. Это был страшнейший из разгромов, которому когда-либо подвергалась какая-либо из существующих в мире армий.

Библиография

1. Гарт Б.Л., Ширер У.Л., Кларк А., Карел П., Крейг У., Орджилл Д., Стеттиниус Э., Джюкс Д., Питт Б. От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. Политическая литература. М., 1988.

2. История Второй мировой войны 1939–1945. Т 7. Гречко Г.С., Арбатов Г.А., Виноградов В.А, Громыко А.А., Егоров Г.А., Епишев А.С. и др. Воениздат М., 1976.

3. Кариус О. «Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста. Центрполиграф. М., 2006.

4. Раус Э. Танковые сражения на Восточном фронте. ООО «Издательство АСТ». М., 2005.

5. Маршал Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Том 1. Издательство агентства печати новости. М., 1978.

6. Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976.

7. Маршал Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Том 2. Издательство агентства печати новости. М., 1978.

8. http://www.battlefield.ru/kursk-battle-totals/stranitsa-4-poteri-protivnika-v-bronetekhnike.html

9. Драбкин Артем. Я дрался на истребителе. «Яуза ЭКСМО». М., 2006.

10. Замулин В. Курский излом. «Яуза» «Эксмо». М., 2007.

Источник

ОБЩЕСТВО

Картина дня

наверх